Маленькие победы в детдоме очень много значили для меня. Будучи ребёнком с физическим недостатком мне приходилось постоянно бороться за себя, доказывать, что я ничем не уступаю своим физически и умственно здоровым сверстникам. Я был высоким, крепко сложенным мальчиком с очень большим упорством. Мои изуродованные пальцы не позволяли мне легко держать ложку или завязывать самому себе шнурки на башмаках. Но жестокосердные воспитатели советских детдомов не делали мне никаких скидок, требуя от меня неукоснительного и строгого выполнения всех их приказов без исключений и отступлений. Я кое-как научился завязывать шнурки на ботинках, как и все, но это всё равно было очень непросто для меня: на это занятие у меня уходило очень много времени. Но вместо помощи несдержанные воспитатели орали на меня, требовали переделывать работу, если оставались ей недовольны. В Советском союзе, как и в современной России, большинство людей презирают или недооценивают детей-инвалидов, детей с физическими недостатками или умственными отклонениями. Моими воспитателями-надзирателями были обычные советские граждане, которые относились ко мне как к неполноценному, без чувства уважения и желания мне помочь. Я был одинок в своих попытках приспособиться к этому жестокому и бессердечному миру. Для советского большинства физический недостаток ребёнка обозначал и умственное. Хотя я был очень сообразительным и интересующимся малышом. Я помню с каким удовольствием я смотрел детские фильмы, передачи и мультфильмы, которые нам показывали. Я пытался читать книги, но никто не научил меня читать. Поэтому я фантазировал и сочинял содержание детских книг, разглядывая нарисованные там картинки. Я любил много общаться и был очень бойким ребёнком. Дети очень ясно чувствуют пренебрежительное отношение равнодушных взрослых, за это я их и не любил. Но внутри, подсознательно, мне хотелось найти родителей, о которых так много говорили в детских передачах.
В моём детдоме были не только брошенные дети, как я, или сироты — были там и дети родителей, которые работали вахтовым методом и которые не могли или не хотели оставлять своих детей у родственников. Таких детей иногда забирали, чтобы потом снова вернуть обратно через какое-то время. Я помню, как нас нередко собирали в общей комнате, когда за такими детьми приходили их родители. Мы все сидели молча, в то время как вызванные дети выбегали счастливыми из комнаты, радуясь встрече со своими мамами и папами. Через какое-то время неразобранные дети уныло вставали и понуро продолжали свои дела. Они, как я, знали, что за ними не пришли. За мной никогда никто не приходил, поэтому бессмысленное сидение и мучительное ожидание было пыткой для меня, повторяющейся, бесчеловечной и жестокой. Ждать свою маму или своего отца, которые даже и не думали прийти за мной. Я не знал, что они сознательно и преднамеренно спрятали меня в советском детском доме, чтобы навсегда вычеркнуть меня из своей жизни. Они похоронили своего живого младенца заживо, и моё детство в стенах детской тюрьмы их не интересовало, как и моё будущее. Каждое такое обязательное ожидание и непременное присутствие при разборе осчастливленных детей своими родителями удручало меня, травмировало мою детскую психику, калечило моё сознание. Я понимал, что я брошен, покинут и одинок.
Могут ли дети серьёзно думать? Как совершенно развита их психика? Насколько полны и зрелы их эмоции? Да что они вообще понимают в своём нежном возрасте? Такие риторические вопросы задают многие обыватели, когда ненароком думают о сиротах, брошенных и забытых детях, чтобы поспешно и неправильно ответить на них в оправдание своего равнодушного и жестокосердного отношения к ним. Большинство россиян, как и всё российское общество, заочно приговорили этих несчастных детей к самому страшному: лишить их права считаться такими же, как все, и отказать им в неотъемлемом праве жить и развиваться, как все здоровые и нормальные дети, которых любят и о которых заботятся любящие родители. Многие ошибочно и легкомысленно полагают, что детдома заботятся о своих маленьких подопечных, дарят им любовь и поддержку, ценят и уважают их, помогают и развивают там: «Да, детдом — это не семья, но и не тюрьма». Но это не так! Горькая, истинная, неудобная правда состоит в том, что детдома — это детские тюрьмы, способные лишь уродовать и калечить своих маленьких узников, психологически, эмоционально и умственно. Детские дома не должны вообще существовать в нашем обществе. Они — дикий пережиток прошлого!
На моё счастье, Господь даровал мне неуёмную жизнерадостность, невероятную стойкость и недюжинную жажду жизни, которые и сберегли меня в итоге. По Его благодати я чудом уцелел в жерновах насилия, бессердечия, нелюбви и чёрствости. Я, как молодой росток, пробивающийся через толщу асфальта, смог не сломаться, не сдаться, не заболеть душевным или умственным расстройством. Господь не оставил меня, Он хранил и заботился обо мне. Мои собственные родители вычеркнули меня из своих книг жизни, но в главной Книге Жизни моя запись велась самим Господом. Его любовь совершили чудо со мной. Но последующее моё освобождение из стен приюта так и не изменило отношения моих родителей ко мне — они меня так и не смогли полюбить, так как я был уже не их.
(C) 2022, Степан Баранов.
STEPAN|||US 